Глава РПЦ заявил, что теория эволюции не противоречит божьему замыслу. Ранее помощник премьера РФ Муслим Хучиев призвал исключить ее из школьных учебников, так как она «ошибочна» и способствует «духовному разложению детей». Дарвин теперь реабилитирован в глазах церковников?
Патриарх Московский и всея Руси Кирилл заступился за теорию Дарвина. Он считает, что она не противоречит божьему замыслу. «Говорили, что эволюция против божьего замысла — она не против божьего замысла, а свидетельствует о невероятном божественном замысле, когда человек своими силами, опираясь на внешние факторы, может развиваться таким образом, как это произошло в результате эволюции. Поэтому для меня эволюция — даже Дарвин, который, кстати, был очень верующим человеком, — никогда не была фактором антирелигиозных аргументов», — сказал патриарх во время посещения территории «Сириус». Ранее председатель патриаршей комиссии РПЦ по вопросам семьи, защиты материнства и детства иерей Федор Лукьянов заявил, что теория Дарвина может «ввести в заблуждение» детей. Тем самым он поддержал предложение экс-премьера Чечни Муслима Хучиева об исключении эволюционной теории из школьной программы. Хучиев заявлял, что теория эволюции идет вразрез с религией и приводит к духовному разложению детей.
Патриарх Кирилл подал пример не только чисто человеческой мудрости, но и политической, попытавшись успокоить страсти, разгоревшиеся в консервативной среде. Притом что профильное министерство решило на данную тему отмолчаться, как будто вопрос преподавания в школе теории Дарвина его не касается. Чиновники от образования, да и ученые могли бы дать вполне профессиональный ответ, указав, в частности, на то, что теория эволюции, в которую, как показывают опросы, значительное число россиян не верят, уже давно получила строго научное обоснование. В том числе она давно доказана на генетическом уровне. Вместо научного ответа получился философский — от предстоятеля РПЦ. И, кстати сказать, в рамках какого-нибудь философского курса или курса истории религии, в том числе и о «божественной теории происхождения человека», учащихся вполне можно было бы информировать. Не в порядке опровержения Дарвина, разумеется.
Наряду с патриархом вполне взвешенную позицию занял и глава Синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда, выступив против запрета преподавания в школах теории эволюции. По его словам, нужно не ставить вопрос о запрете преподавания отдельных теорий и концепций, а задумываться о «глубоком представлении многообразия как научного мира, так и способов познания, которые не сводятся только к научному». Строго говоря, тут он прав: помимо научного познания мира можно выделить еще как минимум обыденное, философское — не обязательно материалистическое, кстати, а еще художественное и социальное.
Что касается высказывания патриарха Кирилла о том, что Дарвин «был очень верующим человеком», а также Владимира Легойды об отсутствии противоречия между наукой и религией, каковое, по его мнению, было навязано в эпоху Просвещения, то тут все сложно.
Дарвин в своих работах не поднимал вопроса о мироздании в целом. Не те были времена. Однако по мере проработки теории эволюции он все больше осознавал ее противоречие с господствовавшими тогда религиозными взглядами. Как признавался он в одном из писем: «Я пришел к еретическому заключению, что независимо сотворенных видов не существует и что виды суть только сильно выраженные разновидности».
Можно говорить о том, что Дарвин однозначно не признавал представление о боге как создателе живой природы. Вот что, например, он писал английскому геологу Ляйелю: «Я много размышлял над тем, что вы говорите относительно необходимости постоянного вмешательства творческой силы. Я не усматриваю этой необходимости; а допущение ее, я думаю, сделало бы теорию естественного отбора бесполезной».
Взгляды Дарвина довольно сильно менялись в течение жизни и по мере научной работы. В молодости он был действительно довольно религиозен. Однако по тем временам все же придерживался относительно свободных взглядов. Он ходил в англиканскую школу и даже планировал получить сан священника. Соответственно, изучал богословие. И именно богословские книги, по иронии судьбы, зародили в нем первые сомнения.
Постепенно, по его собственному признанию, он «пришел к сознанию того, что Ветхий Завет с его до очевидности ложной историей мира, с его вавилонской башней, радугой в качестве знамения завета и [прочими вещами] заслуживает доверия не в большей мере, чем священные книги индусов или верования какого-нибудь дикаря».
Впрочем, публично ученый всегда проявлял крайнюю осторожность в высказываниях о религии, утверждая, что его взгляды по этим вопросам являются его «частным делом». Любопытно его письмо Карлу Марксу в 1880-м, за два года до смерти: «Я всегда сознательно избегал писать о религии и ограничил себя областью науки. Впрочем, возможно, что тут на меня повлияла больше, чем следует, мысль о той боли, которую я причинил бы некоторым членам моей семьи, если бы стал так или иначе поддерживать прямые нападки на религию».
Эволюция взглядов Дарвина в течение жизни была скорее движением от англиканства к агностицизму. Хотя ряд исследователей считают, что он к концу жизни пришел все же не к агностицизму или атеизму, а к деистическому мировоззрению, когда, с одной стороны, признается существование бога, но с другой, отрицаются любые догматы. Кстати, Маркс, большой почитатель ученого, хотел посвятить Дарвину второе издание «Капитала», но тот ответил учтивым, но уклончивым письмом.
А еще вдогонку можно высказать предложение, чтобы наряду с теорией эволюции Дарвина учащимся хотя бы факультативно рассказывали о его внутренних исканиях, противоречивых взглядах, о том, что, ставя сложные вопросы, он отдавал себе отчет в том, что на них не может быть простых ответов. И что далеко не на все вопросы бытия мы можем вообще получить готовые ответы. Тем более такие, которые бы заранее легко ложились в строго предписанную картину мира. Впрочем, наверное, это уже было бы чересчур.